Статья посвящена интерпретациям, которые развивали русские философы по отношению к литературным сочинениям И.А. Бунина. Автор статьи анализирует противоречия, возникающие в интерпретациях И.А. Ильина, Ф.А. Степуна и В.Н. Ильина. Философские интерпретации дают возможность понять творчество И.А. Бунина с точки зрения его концептуального осмысления. Разные мнения и оценки связаны с философскими взглядами авторов, т.к. философы проецируют свои философские идеи на творчество И.А. Бунина. И.А. Ильин в работе «О тьме и просветлении» сводит все творчество Бунина к изображению внешнего и чувственного опыта. Он доказывает, что Бунин игнорировал духовную жизнь. Ф.А. Степун, напротив, находит в творчестве Бунина духовность и метафизику (статья «Иван Бунин»). В.Н. Ильин не предложил никакой законченной концепции, но обратил внимание на некоторые религиозно-философские мотивы в творчестве Бунина, их связь с мировой мудростью. Автор статьи показывает на примере книги «Жизнь Арсеньева», что у Бунина есть «философия творчества» и творческий метод, который можно определить как «феноменологию душевной жизни». Бунин чаще всего не описывает отдельно душевные состояния литературных героев и окружающую природу, а соединяет их в единый мир, в котором одно проникает в другое. Для бунинского описания жизненных явлений характерно выведение «за скобки» рефлексии, моральных и религиозных оценок (то, что в философии называется «феноменологической редукцией»). Однако за миром человеческих чувств Бунин ищет идеал высшей мудрости, который описывает в книге «Освобождение Толстого». По мнению автора статьи, Бунин не только описывал внешний и чувственный опыт, но искал высшее духовное единство и видел путь к духовному освобождению в законах красоты и гармонии.

В статье рассматривается вопрос о философском языке И.А. Бунина в контексте литературоцентричной парадигмы русской философии. Главными тезисами статьи являются следующие: 1) литература есть форма философского высказывания, такая же полноценная и легитимная, как и все остальные, включая и невербальные формы; 2) философия того или иного писателя-мыслителя не равна философским мотивам его творчества. В этом контексте высказывается предположение, что философский язык И.А. Бунина является наряду с философским языком А.П. Платонова одним из двух наиболее ярких философических проявлений русской литературы XX в., с помощью которых поставлены фундаментальные этические и метафизические проблемы человеческого существования. Для обоснования этого тезиса, с одной стороны, снимаются возражения о неправомерности отождествления литературы и философии, высказываемые многими философами, в том числе А. Бадью. С другой стороны, показывается, что такие философы, как Г. Гадамер и Р. Рорти, сходятся в мысли: русская литература значима для философии и ее язык взаимосвязан с языком философии, как бы ни понималась сама эта взаимосвязь. Отталкиваясь от этих идей, а также принципиально важного для данной работы тезиса В.В. Бибихина о том, что язык философии и есть сама философия, обращенная к самому существенному в человеке, в статье выделяется философский субстрат в художественном творчестве И.А. Бунина. Это два начала философии: удивление и ужас; удивление перед бытием и ужас от осознания исчезновения этого бытия. Основным источником, в контексте которого анализируются эти начала, является главное произведение писателя «Жизнь Арсеньева», а также философская рецепция взглядов писателя такими авторами, как ГВ. Адамович, В.В. Вейдле, П.М. Бицилли.

Творчество И.А. Бунина давно и плодотворно рассматривается в самом широком контексте русской и мировой литературы. Бунин - оригинальный продолжатель традиций, глубокий новатор, создавший новые художественные модели. Среди писателей, к наследию которых обращается Бунин, Ф.М. Достоевский кажется наиболее ему чуждым и несозвучным. Это проистекает из-за разительного несходства художественных систем двух русских писателей. Выдающийся стилист Бунин представляется слишком чуждым романному наследию Достоевского, с душевной обнаженностью его героев, поисками Бога и истины, потоком сознания и, следует это признать, пренебрежением к эстетической стороне художественного слова. Бунин также обнажает бездны в душе человека, но за его филигранным стилем не всегда просто разглядеть философские глубины и символические обобщения. Более пристальное внимание к бунинским текстам приводит к почти неожиданным открытиям. Так, Петербург Достоевского особым образом преломляется в парижском тексте Бунина. Locus amoenus деревни (в широком смысле - природы, усадьбы) уже в его предреволюционном творчестве «по-достоевски» противостоит locus horribilis города, со всеми его цивилизационными обретениями и утратами («Петлистые уши»). Бунин доводит многие намеченные его предшественником линии до логического завершения, прежде всего «богооставлен-ность» человека в современном мегаполисе. Достоевский органично входит в литературное творчество Бунина, и не только как прямой предшественник Бунина в вербализации урбанистических пейзажей («Un petit accident»). Экзистенциальный опыт эмиграции разворачивает Бунина к Достоевскому, даже если порой это не сознательная опора на традиции, а типологическое сближение. Небольшой сопоставительный анализ двух разительно несхожих поэтик позволяет высветить в Бунине самую неуловимую ипостась - мыслителя.

Статья посвящена философскому анализу творчества И.А. Бунина и В.И. Иванова с точки зрения их оценки истории России, русской культуры, литературы и языка. Выявляется сближение и расхождение позиции Ивана Бунина и Вячеслава Иванова по отношению к событиям русской революции. В работе делается попытка показать особое положение, которое занимает творчество И.А. Бунина и В.И. Иванова в литературе Серебряного века, а также отношение поэтов друг к другу. Отдельное внимание уделяется критике в адрес поэтов со стороны их современников. В статье рассматривается специфика восприятия B.И. Ивановым и И.А. Буниным русской революции 1917 года в рамках их идейно-художественных и социально-политических представлений, проясняются критерии эстетической и этической оценки революционных событий. Особое внимание уделено трактовке Ивановым глубинных причин революции: кризиса индивидуализма и стремления к новой органической эпохе. В статье также обсуждаются отношение писателей к орфографической реформе 1918 года, особенности понимания Ивановым и Буниным языка и его значения для нации, а также основные выводы, к которым приходят В.И. Иванов и И.А. Бунин в своих интерпретациях революционных изменений в стране. Автор приходит к выводу, что образ России, ее культуры и революции имеет в художественном мироощущении В.И. Иванова и И.А. Бунина важные отличия, ввиду несовпадения их экзистенциальных позиций в отношении религии, мистики, социального и политического устройства страны, а также задач и целей искусства.

В статье исследуется ведущая тема русской эмигрантской историософии - дискурс о революции 1917 года и ее интерпретация И.А. Буниным и Г.П. Федотовым. Автором проводятся параллели в оценках событий революции 1917 года, возникающие в философских и публицистических работах Ивана Бунина и Георгия Федотова. Выявляется общность взглядов писателя и мыслителя с идеями и историософскими концепциями других представителей культурной элиты России -ключевых авторов Серебряного века. В рамках рассмотрения историософского дискурса о России анализируются особенности осмысления исторических событий в философской и художественной мысли Серебряного века. Показано, что цель и содержание историософских размышлений мыслителей не сводились к реконструированию и хронологическому изложению фактов, а были направлены на выявление духовных причин русской смуты и глубинного культурного смысла анализируемых исторических событий. Предметом исследования являются литературные работы и публицистические статьи Бунина и Федотова, в которых они пытаются определить закономерности развития России и понять логику обвала ее государства, культуры, исторически сложившегося социального порядка бытия. В центре внимания находится общность траектории философствования двух ярчайших представителей русского зарубежья общей эмигрантской судьбы. Специальным сюжетом настоящего исследования является способ выстраивания историософского нарратива о русской революции в публицистических, философских и художественных текстах русской эмиграции. Особую ценность творчество рассматриваемых авторов представляет как воплощение сублимации их духовного опыта, отождествления его с судьбой России, когда эмиграция только усилила продуктивную мощь их большого дарования.

В статье представлен анализ стратегий интерпретации и реинтерпретации художественного текста на примере экранизации повести Ивана Бунина «Суходол» (1911) современным отечественным режиссером Александрой Стреляной. И в повести И.А. Бунина, и в одноименном художественном фильме (2011) в центре внимания - характер «русской души», которая раскрывается средствами игрового кино. Отмечая, что работа с первоисточником осуществляется, как правило, в опоре на одну из двух стратегий - интерпретацию или реинтерпретацию, авторы констатируют следующее. Опыт современного режиссера сочетает обе стратегии таким образом, что в рамках интерпретации, сохраняющей за литературной первоосновой статус целостной художественной системы, происходит локальная реинтерпретация. Если глобальная реинтерпретация приводит к тотальному переосмыслению базового текста, в том числе его деформации, что инициирует образование новой художественной целостности, в которой первоисточник опознается лишь на уровне ее части, то локальная реинтерпретация затрагивает только отдельные элементы литературной основы. Подобный опыт открывает новые горизонты в процессе знакомства с первоисточником, задавая отличный от имеющегося взгляд на классический образец. Проведя сравнительный анализ текста первоисточника и кинотекста, авторы приходят к мысли о том, что в отличие от «книжной» Натальи, обладающей «прекрасной и жалкой» душой, Наталья «экранная» предстает во всем величии своего духа. В данном контексте некогда неразделенная любовь к молодому барину, зародившаяся в душе главной героини, в итоге становится для нее источником божественной Любви, которая до конца дней хранит Наталью, пронизывая собой все ее существо. Таким образом, не что другое, как Любовь, выступает в качестве критерия подлинности русской души центрального персонажа «Суходола», будучи незыблемым фундаментом духовного самостояния личности.

В статье, написанной в жанре «интеллектуального краеведения», исследуются обстоятельства пребывания Нобелевского лауреата по литературе Ивана Алексеевича Бунина (1870-1953) на острове Капри недалеко от Неаполя. Отмечается, что И.А. Бунин является одним из главных «путешественников» в русской литературе: помимо Европы, он объездил Северную Африку, Малую Азию и Ближний Восток, добравшись даже до Цейлона. За эти частые многомесячные «вояжи» Бунин при жизни неоднократно получал упреки от современников в «оторванности от России». Автор статьи, напротив, считает, что для Бунина (считавшего себя литературным преемником Н.В. Гоголя) именно «дорога» и «путешествие» были наиболее естественным и органичным контекстом для размышлений о России и особенностях ее исторической судьбы. В статье показано, что остров Капри стал особым местом в интеллектуальной биографии Бунина: здесь он и его жена В.Н. Муромцева-Бунина провели три плодотворные в творческом отношении зимы 1911/1912, 1912/1913 и 1913/1914 гг. Центром «бунинского Капри» является гранд-отель «Quisisana» (существующий и в наши дни), который стал местом действия одного из самых известных произведений Бунина - «Господин из Сан-Франциско». Автор статьи показывает, что именно на острове Капри И.А. Бунин не только написал десятки своих лучших произведений о русской жизни, но и выработал принципы собственной «философии творчества». В статье проанализирована эволюция отношений И.А. Бунина со «старожилом» Капри, «пролетарским писателем» М. Горьким (А.М. Пешковым), литератором Л.Н. Андреевым и выдающимся русским оперным певцом Ф.И. Шаляпиным.

В статье на примере прозы И.А. Бунина рассмотрен феномен места, точки географического пространства, как источника памяти. Сделано предположение, что произведения Бунина, написанные в эмиграции, могут быть проанализированы в духе memory studies, с одной стороны, и философского краеведения - с другой. Особым объектом исследования становится «двойной хронотоп» - результат спонтанной работы специфического рода памяти - памяти-воображения. В частности, в подобной оптике автором статьи интерпретирован образ Парижа ХХ в., унаследовавшего ряд черт «Парижа, столицы девятнадцатого столетия» (В. Беньямин), но отмеченного уже духом современности и увиденного глазами эмигранта - русского европейца. Бунинский способ обращения с пространствами памяти рассматривается в рамках теории Поля Рикера и описывается предложенным философом термином évocation. Также в статье сделана попытка проанализировать пространство в прозе Бунина при помощи концепции «мест памяти», разработанной современным французским историком Пьером Нора. Параллельно с вопросом о специфике пространства в трактовке Бунина, в статье затронута постоянно присутствующая тема времени в его прозе периода эмиграции. В частности, делается предположение, что образы России, к которым обращается писатель, имеют вневременной характер, т.к. их история прервана сменой эпох и вынесена, таким образом, за пределы действительной истории. Акцент сделан на феномене «переоткрытия» прошлого, которое в произведениях Бунина совершается посредством картографирования места в деталях на фоне масштабного исторического слома. В связи с этим опыт индивидуальной памяти-воображения анализируется как пример обладающей универсализирующим характером памяти исторической.

В обзоре анализируется основное содержание докладов, представленных на V Международной научной конференции «Творчество как национальная стихия: общее и особенное в современном социокультурном пространстве», которая состоялась с 1 по 3 июля 2019 г. в Санкт-Петербурге. Организаторами конференции выступили кафедра философии Гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного экономического университета, Российское философское общество, Общество русской философии при Украинском философском фонде и кафедра философии МГИМО. В конференции приняли участие 69 ученых из России, Украины, Словакии, Испании. В обзоре рассмотрены идеи, обсуждавшиеся на двух пленарных заседаниях и на следующих секциях конференции: «Метафизические основания творческого процесса», «Смысловая стихия художественноэстетического творчества», «Предпринимательское творчество как основа экономического развития: общее и особенное в хозяйственной стратегии разных стран». В докладах, представленных на конференции, изложены результаты исследований, выполненных в контексте философии творчества и смежных областей, в том числе социальной философии, социологии, культурологии, политологии, журналистики, лингвистики, философии хозяйства, когнитивистики и других научных направлений.