Поэтическое наследие Б.Л. Пастернака в статье рассматривается в парадигме единства философии и художественного творчества как генетического кода отечественной культуры. Автор выделяет как доминанту творчества поэта «синкретизм исполнителя и исполненного», делая вывод, что его основанием является всеединство мысли и чувства, размышлений и настроения, метафор и художественных ассоциаций, поэтического языка и образно-символического ряда, принимающее каждый раз свои особенные, неповторимые формы. У такого эстетического полифонизма есть свой ценностно-смысловой стержень. У раннего Пастернака он утверждался под влиянием русского символизма, его истолкованием творчества как познания и познания как творчества, на идее о гармонии этих двух проявлений человеческого духа. С точки зрения автора статьи основанием этого поэтического кредо для поэта является признание жизни носительницей красоты и гармонии, ставшее той универсальной поэтической призмой, которая позволила ему увидеть в разорванном мире объединяющие людей общечеловеческие смыслы, сохранить «свое лицо поэта» вопреки всем напастям личной судьбы и трагическим событиям его времени.

В статье анализируются особенности творческого самосознания Б.Л. Пастернака. С точки зрения автора, творчество Пастернака необходимо философски актуализировать как проблему рецепции русской культуры в рамках наследования ее традиций. Согласно авторской идее, творческая преемственность представляет собой интериоризацию этических и эстетических идеалов культуры. В этом контексте для обсуждения проблемы преемственности наиболее соответствующим является применение философско-культурологического подхода. В настоящем исследовании основной акцент сделан на этически мотивированной философии творчества Бориса Пастернака. Писатель вновь поставил «вечные» нравственные вопросы русской литературы. С одной стороны, значимым для Пастернака-модерниста оказывается индивидуально неповторимый образ жизни, при этом стиль жизни странный, возможно непонятный, подчиняющийся своей внутренней логике. С другой стороны, он озабочен собиранием образов и смыслов мировой литературы и искусства. В этом случае обращение к христианской традиции русской и европейской культуры, как и практика перевода художественных текстов, становится важнейшим инструментом диалога с прошлым, его философского и духовного познания. Поэтому при выявлении особенностей творческого самосознания поэта следует говорить как о сочетании радикального новаторства и охранительного традиционализма, так и об особом способе синтезирования нового и старого. Эти черты создают неповторимый художественный стиль высказывания Пастернака как современного писателя. Его поэзия и проза достигает высокого уровня художественно-философского обобщения и может претендовать на авторскую версию философии творчества, имеющую свой оригинальный эстетический язык выражения.

В статье анализируется «Охранная грамота» Б.Л. Пастернака. В этом произведении происходит осмысление поэтом кризисных событий собственной жизни в триединстве профессиональных стремлений: музыки, философии и поэзии. Концептуальные идеи, попытка создания эстетической теории, теории культуры, политической публицистики пронизывают и стихотворную, и прозаическую части творчества Пастернака. «Охранная грамота» - своеобразный правовой документ, удостоверяющий личное право человека на собственную прошлую или настоящую жизнь, ограждая ее в том числе от государства. Марбургский период жизни Пастернака, ознаменованный учебой у знаменитого неокантианца Г. Когена, способствовал формированию его внутреннего личного опыта, его вопросительного отношения к миру. Философская позиция Пастернака - стремление к освобождению от любых требований среды, к метафизической свободе, к пребыванию в состоянии видения целого. Лейтмотив его поэзии и философии в поэзии - обращение к началу. Именно в точке начала, где еще ничего нет, предстоит изобрести логику, в этой точке нельзя считать себя ни поэтом, ни философом. Здесь хранится мгновение, чего жаждет поэзия, которая может быть только «случайной» поэзией, только сейчас возникающей, «заторможенной в говоре трав или в обмолвках неожиданной беседы». Идея начала позволяет Пастернаку понять жизнь как жизнь поэта, соответственно отождествить с таковым началом в пределе и каждого человека. Это предполагает, что сама истина - это истина лирическая, та единственность и основание, которые «безмерно больше меня и поэтических концепций, которые меня окружали», которая способствует тому, что человек в своем жизненном порыве превращается в образ.

В статье исследуется проблема художественного метода, примененного Б.Л. Пастернаком в романе «Доктор Живаго». Прослежена связь этого метода с идеями символизма и постсимволизма. Показано, что символистские мотивы приобретают в романе новое звучание. Между героями и событиями, символизирующими «первопричины» происходящих событий и судеб, устанавливается «живая» связь. Они принадлежат сразу двум мирам, не отделенным друг от друга границами сущностных уровней - от низших к высшим. Реальность жизни перестает быть тенью высшей реальности, а пронизывается последней. Символы не указывают на «первопричины» и «первосмыслы», но становятся их живыми носителями. В пространстве романа происходит сретение реальности, являющей себя сквозь и через символы, и реальности жизни, единственной и неповторимой, со всеми ее тайнами и разгадками, счастьем и горем, абсурдом и ясным смыслом. Художественный метод, позволяющий роману осуществить это сретение, можно назвать «символистским реализмом». Сретение не создает гармонии, оно оставляет все противоречия неразрешенными, вопросы - без ответа, ожидания - без надежды. Его герои символизируют высшие реалии и в то же время живут и умирают. Это позволяет читателю одновременно быть созерцателем игры высших сил (по замыслу символизма) и сострадающим участником жизненных трагедий героев романа (по заветам реализма). Б.Л. Пастернак создал жанр романа-поэмы, который средствами поэтической прозы ставит и решает глубокие проблемы философии истории и философской антропологии.

Культура ХХ в. работала с восприятием масс. В Советском Союзе с первых лет его существования эксперименты с новыми формами и стилями искусства направлялись государством для формирования и распространения идеологии. Вторая мировая война стала катастрофой, после которой европейские интеллектуалы стали разоблачать характер мышления, способный привести к возникновению фашизма. В Советском Союзе, где культура по-прежнему была тесно взаимосвязана с идеологией, подобный анализ был затруднен. Он стал уделом талантливых литераторов, обращавшихся к темам истории и взаимосвязанной с ней судьбы личности, к мотиву ценности субъективного мышления в противовес массовому. За эту задачу взялся и Б.Л. Пастернак, создавший роман «Доктор Живаго» в период 1945-1955 гг., а также опубликовавший его в Европе, невзирая на угрозу травли, к сожалению, осуществившуюся. Роман, с одной стороны, лиричен и полон символов и отсылок к религиозным и мифологическим образам, с другой, предлагает своеобразный анализ философии истории устами героев, отвечая на этический вызов времени: как жить и действовать в ситуации бессилия единичного человека перед лицом событий? Мощнейший из присутствующих мотивов - евангельский - оказывается в рамках основной линии сюжета незавершенным, поскольку в романе жизненный путь главного героя заканчивается скорее угасанием, а не воскресением. Победа над смертью раскрывается в «Докторе Живаго», прежде всего, как победа над неизбежностью. Развивается мотив истории как евангельского пространства, в котором возможно нечто «избыточное» по отношению к миру, нечто новое, а значит, возможны и изменения как таковые. Искусство же с его способностью обращаться к другому является естественным проводником особой «душевности», чистой близости душ, неподвластной гибели, свойственной даже самым прекрасным формам, а потому всегда противоположной смерти.

В статье, написанной в жанре «интеллектуального краеведения», позволяющем органично соединить внимательное отслеживание конкретной человеческой судьбы и точное понимание подвижного культурно-географического контекста, исследуются обстоятельства первого посещения Италии в мае - июне 1904 г. русским художником Леонидом Осиповичем Пастернаком (1862-1945), отцом поэта Бориса Леонидовича Пастернака. В отличие от «итальянского путешествия» старшего сына Бориса (1912), хорошо известного литературоведам по стихотворению «Венеция» (в двух редакциях: 1913 и 1928 гг.) и «венецианским главам» мемуаров «Охранная грамота» (1931), подробности поездок Леонида Пастернака в Италию (1904, 1912, 1923) остаются практически неизвестными исследователям. Автор статьи полагает, что сохранившиеся материалы о пятидневном пребывании Леонида Пастернака в Венеции в 1904 г. дают возможность реконструировать особенности самоидентификации художника Леонида Пастернака. В статье приводятся многочисленные примеры того, как выходец из русско-еврейской семьи из Одессы Л.О. Пастернак в своих мемуарах и переписке с женой - пианисткой Розалией Пастернак, подчеркивает свою «одесскую» идентичность, имеющую многочисленные параллели с идентичностью «венецианской». Современная Венеция представляется «южанину» Леониду Пастернаку итальянским аналогом родной Одессы. Подобная самоидентификация Пастернака-старшего объясняется автором статьи не только одесским происхождением Л.О. Пастернака и фактом его долгого проживания в многонациональном южно-российском городе, но и обстоятельствами обучения в юности в Одесском художественном училище, основателями и преподавателями которого были в том числе итальянские художники и скульпторы, внесшие большой вклад в культурную историю Одессы.

Personalia.

К 100-летию со дня рождения Феохария Харлампиевича Кессиди.

В 2020 году научное сообщество России и Греции отмечает 100-летие со дня рождения видающегося ученого, специалиста по античной философии, доктора философских наук, профессора, члена Афинской академии, академика Российской академии естественных наук (РАЕН), действительного члена Академии гуманитарных исследований, кавалера золотого креста ордена Почета (Греция) Феохария Харлампиевича Кессиди (13 марта 1920 г. – 23 декабря 2009 г.).

В статье реконструируются взгляды крупного философа-антиковеда XX века Феохария Кессиди на становление греческой философии (переход от мифа к логосу). Характеризуются основные этапы его жизненного пути: обучение на философском факультете МГУ, влияние политической атмосферы на формирование его взглядов, рефлексии по поводу дискуссий об истории западноевропейской философии и начале философского рационализма. Обоснование роли разума в познании мира, предпринятое древнегреческими философами (милетцы, пифагорейцы, Гераклит, элеаты), предвосхищено и подготовлено, по мнению Кессиди, мифопоэтическим творчеством Гомера. Кессиди специально останавливается на вопросах об эпическом стиле Гомера и гомеровских сравнениях. Эпическое сознание наследует миф, имея дело с богами, и размывает его, разрушая первоначальное тождество образа и вещи. Но здесь же, по мнению автора предлагаемой статьи, содержится центральное положение Кессиди - об «открытии человека», о его самоосмыслении, начатом Гомером и продолженном раннегреческими мыслителями. «Открытие человека», совершенное греками, сделало возможным развитие демократии, с этим же была связана агональность как характерный для греков тип социального поведения и основная черта их национального характера. Философия, противостоящая мифу и религиозной вере, создала пространство разума и рационального самоутверждения личности. Но на этом же пути открылись и бездны бессознательного в человеке, что показала злосчастная Пелопонесская война и что привело к историческому поражению логоса в борьбе с иррациональной верой. Идеи Кессиди об агональном, иррациональном «сопровождении» разума в его генезисе и истории позволяют по-новому взглянуть на проблему перехода от мифа к логосу и не теряют своего значения и для наших дней.

Среди российских и зарубежных исследователей существуют противоположные точки зрения относительно существования или отсутствия личности в античности. Поэтому данная статья посвящена исследованию методологических аспектов проблемы личности в период греческой классики. В статье, в частности, рассматриваются взгляды О. Шпенглера и А.Ф. Лосева, которые отвергают существование полноценной личности в античности. На основании проведенного исследования автор статьи приходит к выводу, что ни первый тезис А.Ф. Лосева о том, что в Древней Греции периода классики «ведущим экономическим фактором был рабский труд», ни второй его тезис о «товарном производстве, пришедшем на смену натуральному хозяйству старой родовой общины», не имеют силы, а так как именно на них строилась посылка о специфическом понимании человека как вещи и живого тела в античности, то она в такой же мере становится недействительной. Развитие личности в античности шло в неразрывной связи с развитием демократии, где в качестве самоценной личности выступал свободнорожденный член полиса. Данная личность обладала историческим своеобразием, обусловленным культурой и структурой общества. В частности, древним грекам было присуще одно из основных качеств личности - осознание собственной свободы, права на выбор. В то же самое время данная коллективность носила ограниченный характер и противостояла как другим полисам, так и несвободному и зависимому населению в пределах самого полиса - женщины, метеки, рабы. Отвечая положительно на вопрос о существовании личности в период греческой классики, нам следует избегать и другой крайности - отождествления опыта душевной жизни личности в современную эпоху и античную.

В рецензируемой работе представлена попытка обобщения и развития ключевых идей Ю.М. Лотмана – выдающегося исследователя истории литературы, культуры, одного из основоположников тартуско-московской семиотической школы. В книге С.Т. Золяна – одного из учеников Лотмана – главное внимание уделено концепции социальной семиотики и фундаментальной роли текста в формировании смысловых комплексов культуры как системы порождения, отбора, хранения и трансляции социального опыта, включая социализацию личности. Тем самым показывается значение языковой коммуникации, структурированной в текстах, нарративах. Автор убедительно показывает, что лотмановское наследие не только сохраняет теоретический интерес, но и приобретает все большую актуальность в контексте ширящихся междисциплинарных исследований, конвергенции дисциплин, в которых понятие текста приобретает новые нетривиальные применения и операционализации - от анализа нейронных сетей социализации личности до анализа динамики смысловой картины исторической памяти.