В статье предлагается философское осмысление поэтического наследия О.Э. Мандельштама. Подход к характеристике художественного опыта русского поэта сквозь призму философии творчества и философии культуры представляется значимым и продуктивным. Обоснована авторская позиция о том, что в современной научной литературе по-прежнему мало работ, в которых поэзия Мандельштама была бы освещена в рамках философии русской культуры и онтологии творчества. В статье творческий феномен Мандельштама показан в связи с эстетической программой художественного модернизма. Охарактеризованы философские основания модернизма как проблемы духовного самосознания русской культуры. Поскольку русский модернизм отражает трансформацию художественной и духовной культуры, происходившую в России в конце XIX – начале XX века, автор пытается выделить и проанализировать ведущие философские и эстетические принципы символизма и акмеизма, обсуждавшиеся среди поэтов Серебряного века, уделяя особое внимание теоретическим работам Мандельштама. Анализируемый культурфилософский сюжет дает возможность проследить внутренние взаимосвязи между эстетическими установками и художественным воображением русских символистов и акмеистов, определить специфику эстетического самосознания отечественной культуры, ее механизмы отбора идей, символов, образов национальной и мировой художественной культуры в начале ХХ века. Автором передана логика преемственности художественных идей русской и мировой литературы в эстетической концепции Мандельштама. С целью демонстрации тесной связи философских и эстетических идей классической культуры с постклассикой рассмотрены литературные, философские и мемуарные источники в контексте наследия Мандельштама и поэтов его круга.

В статье рассмотрена проблема культурно-цивилизационной самоидентификации в творчестве Осипа Эмильевича Мандельштама. Согласно семейной легенде, род Мандельштамов происходил из испанских евреев, бежавших от преследований испанских королей, а затем перемещавшийся в поисках лучшей жизни все дальше на север Европы, пока не осел, наконец, в Российской империи. По мнению автора статьи, юный Осип Мандельштам сформировался как поэт в традициях литературы «русского северянства», идущих от Гавриила Державина, князя Петра Вяземского, Антона Дельвига, Александра Пушкина. Мандельштам был прямым литературным последователем русского поэта-символиста шведского происхождения И.И. Ореуса (литературный псевдоним – Иван Коневской). Имя Ореуса-Коневского, его волшебный поэтический слог, обстоятельства гибели, наконец, его романтическая могила на крутом берегу латышской речки Аа (Гауя) – стали поистине культовыми феноменами русского Серебряного века. Ореус-Коневской оказал огромное влияние не только на творчество молодого Мандельштама (некоторые его известные стихи – не что иное как прямая «литературная дуэль» с Учителем), но и на Александра Блока, Валерия Брюсова, раннего Бориса Пастернака. Автор статьи анализирует, как в первые послереволюционные годы Осип Мандельштам пытался стать одним из теоретиков советской «северянской» литературы. Согласно авторской позиции, когда репрессивный характер новой власти стал очевиден и «северянскопетербургская» Россия обрела тоталитарно-большевистский облик, в самосознании Мандельштама начался радикальный поворот, приведший к попытке формирования новой личностной самоидентификации как человека «культурного Юга», трагическим образом оказавшегося на «варварском Севере».

В статье предпринята попытка осмыслить не столько поэтические и стилистические особенности творчества О.Э. Мандельштама, интересующие филологов, которые в значительной степени исследованы, сколько культурологические аспекты. Чтобы восполнить эту лакуну, важно сопоставить, согласно авторской позиции, поэтические сочинения Мандельштама с его прозой, теорией, критикой и публицистикой. Высказывания поэта в этих жанрах, по мнению автора статьи, во многом помогают дать ответы на вопрос о его отношении к культуре. Хотя культурологический анализ поэзии Мандельштама еще не предпринимался, множество прихотливых и трудно разгадываемых ассоциаций в его поэзии можно понять лишь с помощью игрового высказывания о настоящей культуре с помощью параллелей с другими культурами. В статье, в частности, исследуется вопрос об интересе поэта к философии и естественным наукам, что получает выражение и в его стихах, и в его оценках современных процессов. Теоретические работы проливают свет и на поэтические эксперименты Мандельштама. В основе изложенного в настоящей статье содержится попытка разгадать смысл, заключенный в его стихотворении «Ламарк». Данное обстоятельство продиктовало анализ особого интереса поэта к естественным наукам, идеям Ламарка и других исследователей. Такое обращение к естественным наукам позволило Мандельштаму обойти неразрешимость проблемы о судьбах культуры, если исходить из состояния социальных и гуманитарных наук, характерного для постреволюционного периода развития науки в России. Обосновано утверждение о том, что в этих науках проблематика культуры не обсуждалась, а если и обсуждалась, то как подчиненная идеологии сфера, обслуживающая установки большевизма. Вместе с тем мысли поэта созвучны концепции О. Шпенглера. Наряду с интересом к Шпенглеру в представления поэта приходит биологизм в видении культуры. Интересом к шпенглеровской морфологии объясняется и тяготение О. Мандельштама к естественным наукам. В заключение сделан вывод о том, что суждения поэта далеки от методологических споров, существующих в академической науке. Его интересует судьба европейской и, соответственно, русской культуры, особенно судьба гуманизма, ценности которого ХХ век ставит под вопрос.

В «Разговоре о Данте» О.Э. Мандельштам описал логику, которую он определил как «царство неожиданности». Она не похожа ни на одно из обиходных логических построений. На основании анализа текста Мандельштама предполагается, что речь идет о возникшей в Средние века тропологике, принципы которой можно вывести из исследований трактата «О диалектике» Августина и «Схоластической истории» Петра Коместора. Именно такое тройственное содружество (Августин – Коместор – Данте, прочитанный Мандельштамом) создает многослойный логический каркас произведения. Августин создал иную, чем в Античности, диалектику, полагая ее искусством обсуждения, и описал реальные шаги, способствующие возникновению речи, соответствующие идее «разговора» у Мандельштама. В основании любой речи лежит, по Августину, троп-поворот. В статье обращается внимание на звуковую природу творения. Логика, используемая при объяснении творения мира по Слову (тропологика), предполагает в основании речевого акта не слово как единицу речи, а звучание, звук, который считался изначально эквивокальным (двуосмысленным). Звук в процессе произнесения мог превратиться в свою противоположность и при смене контекста менял смысл речи. Данте практически выразил смысл тропологики. Он, по словам Мандельштама, выбран для разговора (поэта с поэтом) «потому, что он самый большой и неоспоримый хозяин обратимой и обращающейся поэтической материи». Мандельштам видит в Данте Декарта метафоры.

В статье рассматриваются основные линии влияния философии жизни (Ф. Ницше, А. Бергсона, О. Шпенглера) на поэтическое творчество и эстетическую теорию О.Э. Мандельштама – крупнейшего русского поэта Серебряного века, наследие которого во многом является продолжением отечественной традиции «поэзии мысли». Как известно, идеи философии жизни формировали интеллектуальный фон культуры Серебряного века, подвергаясь активному переосмыслению, что прослеживается и в творчестве Мандельштама, где они получают как явное, декларируемое отображение, так и не всегда очевидное, эксплицируемое профессиональными исследователями. В исследовательской литературе под «прицелом», как правило, оказывается определенный философ (наиболее очевидное влияние на творчество Мандельштама оказал А. Бергсон, и вопрос такого влияния изучено в большей степени). В статье поставлены задачи, во-первых, рассмотреть философию жизни как целостный историко-философский феномен, во-вторых, предложить концептуальные решения, в русле которых творчество поэта может быть изучено как преломляющее философские идеи соответствующего направления. Для этого потребовалось, с одной стороны, опереться на существующие исследования ученых, с другой – полемизировать с ними. Особое внимание уделено темпоральной концепции Мандельштама: показано, в какой мере она обусловлена западной философией жизни, а в какой – философским контекстом Серебряного века, в частности, интересом поэта к современной ему русской религиозно-философской мысли. Очерчены линии рецепции поэтом ряда понятий и концептуальных построений философии жизни (оппозиции аполлонического и дионисийского, арийского и иудейского начал, идея вечного возвращения в философии Ф. Ницше; концепция времени и памяти А. Бергсона; идея прасимвола и метод морфологии культуры О. Шпенглера, влияние которого на творчество Мандельштама не изучалось в данном аспекте). Сделан вывод о том, что приоритетным фактором, определившим внимание поэта к философии жизни, служит установка на осмысление времени как производной процессов жизни, среди которых важнейшее место занимают культура и культуротворчество.

В статье обсуждается «нейрональный кризис» – эпидемия психосоматических заболеваний, наблюдающаяся во всем мире, особенно на Западе. Автором анализируются глубинные истинные причины недуга и исследуются наиболее эффективные способы лечения. Для понимания причин требуется рациональное рассмотрение метафизического измерения человека и фундаментальных проблем (проблемы зла, свободы, Бога, души и тела), отсутствие решения которых играет важную роль в этиологии этих недугов, поскольку стремление к Абсолюту является основой бессознательного. Автор принимает фрейдистскую модель, но отвергает ее сугубо «либидозную» интерпретацию, которая подменяет стремление к Абсолюту либидозным влечение. Вследствие этого предложенная система объяснения применима и к более серьезным патологиям: недомоганиям, неврозам, депрессиям и психозам. Разочарование в стремлении к благу приводит в итоге к сублимации добродетели. Неизбежная десублимация, обусловленная болью, причиненной злом, а также сильным чувством вины и драматизацией зла, вызывает неврозы как неудобные, но неизбежные решения экзистенциальной проблемы, которая тем не менее все еще остается неразрешенной из-за отсутствия функциональных и экспериментальных знаний. Психиатрия и даже медицина должны учитывать метафизический уровень и, следовательно, действовать в рамках экзистенциальной динамики, стремиться к совершенствованию в мудрости и постижению человека – его мозга и тела, поскольку и мозг, и тело структурируются вокруг оси его желаний.

Статья посвящена цивилизационной проблематике, которая во многом обусловлена средой или фоном, т.е. общественно-политической обстановкой в стране и мире в целом, оказывающей на нее опосредованное воздействие. Автором рассмотрена новая ситуация, для которой характерна нестабильность во всех сферах общепланетарного бытия, отражающаяся и на положении человека. Данную ситуацию характеризуют в литературе как конец определенности или «неопределенность», нашедшая сегодня отражение в терминологии, атрибутированной словом «новая» или приставкой «пост». Установлено, что несмотря на актуальность, это понятие имеет длительную историю в философии, начиная с Античности и заканчивая современностью. Автор статьи констатирует вклад современной российской цивилизационной теории в состояние неопределенности в России, обусловленной как терминологической многозначностью и неопределенностью ключевых понятий этой теории, так и идейно-мировоззренческим разногласием ее представителей. Представлены три версии относительно существования цивилизации в российском государстве, которые остаются в гуманитарном дискурсе новой России на протяжении тридцати лет. Особое внимание уделено третьей версии как наиболее устойчивой, согласно которой Россия была и остается частью Запада, выявлены причины ее популярности. В качестве базисной методологической основы исследования такой версии взят концепт Другого, ставшего в последнее время очень актуальным после того, как обнаружилось, что движение в сторону Запада без учета исторических особенностей России оказалось неудачным, а сам Запад направил все усилия на сдерживание России. Сделан вывод о том, что более внимательное отношение к фону поможет сблизить позиции разных авторов и минимизировать неопределенность, принимающую все более тревожные черты. Это может способствовать выработке мировоззренческих координат и ценностей, определяющих жизненно важные приоритеты и перспективы развития, дать образ будущего, воплощенного в удовлетворяющем все общество проекте цивилизационного развития.

В статье предлагаются размышления над новой книгой известного философа и социолога, академика Национальной академии наук Беларуси Е.М. Бабосова «Наука и человекомерность окружающей реальности» (2021), изданной к его 90-летию. В ней раскрыты сущность, особенности и тенденции развития научного познания. Представлена широкая панорама взаимосвязей академика Бабосова с образованием, религией, культурой, политической системой, управленческой деятельностью, обеспечением национальной и планетарной безопасности. Охарактеризованы вызовы, проблемы и перспективы XXI века, сформулированы ответы на вопрос о том, спасет ли наука человечество. В книге содержится квинтэссенция раздумий и тревог последних десятилетий в жизни автора издания. Ученый признается, что научное познание, осмысление и интерпретация, зовущие вперед, в итоге стали призванием. По мнению академика, прогресс науки – это всегда вызов, когда с добром соседствует зло, а возникающие новые идеи изменяют привычную картину мира. Е.М. Бабосов демонстрирует свое видение актуальных проблем современности через призму практики государственного строительства Республики Беларусь, их разнообразного проявления в условиях глобальной нестабильности, выделяет наиболее острые из них в области кибер- и медиапространства, развития сетевого общества, крупномасштабной цифровизации всех сфер жизнедеятельности человека. Изложены и проанализированы проблемы укоренения белорусской государственности, национальной идентичности, национальной системы государственного управления, безопасности личности, общества и государства, проблемы развития политической системы страны.