В статье представлен критический анализ развития концепции экономической социодинамики (КЭС) за последние 25 лет, выполненный с позиций современного междисциплинарного знания. Автор показывает, что в основе КЭС и ее последующих разработок находится общая логика, базирующаяся на фундаментальном положении о несводимости общественного интереса к простой сумме индивидуальных предпочтений. Этот подход позволяет рассматривать наследие КЭС как комплекс идей, существенно расширяющих традиционные границы экономического анализа и предлагающих альтернативу доминирующим моделям. Теоретические результаты, полученные с 2000 по 2025 год, находят более глубокое научное обоснование при обращении к достижениям современной философии и теоретической социологии. Этот синтез предоставил автору возможность преодолеть историческое противостояние методологического индивидуализма и холизма, ввести в научный оборот такой новый принцип, как методологический релятивизм. На основе анализ ключевых философских доктрин релятивизма (культурного, концептуального, социального конструктивизма и постмодернизма) в статье формулируются особенности релятивистской методологии. Ее суть состоит в «уравнивании в правах» интересов индивидов и автономных интересов государства, что исключает априорное доминирование одного над другим и требует контекстуального подхода к анализу. Применение релятивистской методологии и признание наличия у государства собственного, автономного интереса открыли путь к переосмыслению самой категории «государство». Ключевым результатом исследований стало введение новой парадигмы государства, определяемого как сложная социальная целостность, функционирующая в форме метасистемы «политическая власть – экономика – гражданское общество». В статье сделан вывод о том, что противоречие между интересами индивида и общества следует рассматривать не как дихотомию, а как задачу поиска сбалансированной структуры, в рамках которой эти разнородные интересы выступают взаимосвязанными и неотъемлемыми элементами единой социальной целостности.

На основе данных социологических исследований осуществлен анализ базовых трендов эволюции и проблем формирования доверия в современном российском обществе при изучении медиационных процессов. Внимание сфокусировано на сравнительном анализе динамики обобщенного (генерализованного) и межличностного доверия в условиях развития событий чрезвычайного характера. По результатам исследования выявлен существенный дефицит доверия в российском обществе как важнейшего ресурса социального согласия и социальной сплоченности. Установлено, что сегодня среди россиян преобладают граждане, с большой долей недоверия или крайне настороженно относящиеся к другим (посторонним, незнакомым) людям. Вместе с тем выявленные в течение последних лет позитивные сдвиги в уровне обобщенного доверия, достигнутые за счет сокращения доли граждан, полагающих, что с людьми всегда нужно быть осторожным, и роста весомости «срединного» кластера, т.е. увеличения доли лиц, которые считает, что доверять или не доверять другим людям нужно в зависимости от человека и конкретных условий, в большей мере отражают готовность россиян к сплочению и объединению усилий перед лицом возросших внутренних и внешних угроз. Отдельного внимания заслуживают позитивные тенденции, свидетельствующие об укреплении межэтнического доверия, играющего особую роль в общенациональной консолидации. Отмечается, что в условиях длительной нестабильности и неопределенности наблюдается повышение противоречивости массового сознания, обусловленного влиянием ситуационных факторов. На фоне роста у россиян удовлетворенности своей жизнью в целом и отдельными ее сторонами, высокого уровня субъективного ощущения счастья наблюдается некоторое снижение межличностного доверия. Повышение готовности прийти на помощь другим людям, объединяться для совместных действий соседствует с ухудшением оценок возможности получения поддержки и помощи со стороны окружения. В контексте медиационных процессов эти тенденции указывают на потенциал перехода от дихотомического мышления («доверие – недоверие») к рациональному подходу в формировании доверия. Это актуализирует развитие социальных механизмов, способных транслировать установки обобщенного доверия в практику межличностных отношений.

В статье рассматриваются типы и механизмы социального диалога с целью того, чтобы определить, могут ли они быть отнесены к понятию медиации. Автор предлагает рассматривать медиацию как методологическую схему и конкретизировать последнюю применительно к тому или иному типу диалога. Сначала анализируется диалог в условиях свободной коммуникации и возможности размежевания, показывается, что подобный тип диалога не может быть подведен под понятие медиации. Второй тип диалога – диалог в коммуникации, и при этом складываются два типа полярных решений: отказ в той или иной форме от своей позиции и компромисс, который уже может быть понят как один из типов медиации. Третий тип – это диалог, который может привести к формальной или содержательной медиации. В качестве примера формальной медиации рассматривается история заключения Брестского мира: найденное решение было срединным лишь на словах, а в действительности разрушало диалог. Содержательная медиация, конструирующая новую смысловую почву для примирения, показана на интерпретации М.Я. Гефтером фигуры Сталина как середины между крайностями подходов сталинистов и антисталинистов. Однако диалог, ведущий к подлинной медиации, является редким феноменом. Более распространен четвертый тип – диалог-переосмысление, в результате которого происходит не поиск компромисса, а изменение в отношении к предмету спора, в собственной позиции. Этот механизм анализируется на материале раннего исследования З. Фрейда, а также на примере личностной трансформации А.С. Пушкина, который под влиянием диалога с друзьями кардинально пересмотрел образ жизни. Сделан вывод о том, что диалог – эффективный инструмент для размежевания, компромисса и переосмысления, но лишь ограниченно способствует сосуществованию индивидов и сообществ, придерживающихся противоположных взглядов. 

В статье исследуется тенденция к реконцептуализации субъекта в постнеклассической философии и анализируется трансформация проблемы ответственности в контексте современного человеко-машинного взаимодействия. Реконцептуализация субъекта предусматривает концептуальное переосмысление классического философского субъекта с учетом его критики проектом деконцептуализации субъекта. Авторами выделено три этапа концептуальной работы с субъектом: классическая концептуализация, предпринятая философией Нового времени; проект деконцептуализации, предпринятый неклассической философией; современный проект реконцептуализации, который авторы соотносят с постнеклассической философией. Одним из важнейших моментов перехода от деконцептуализации к реконцептуализации субъекта становится проблема ответственности. В случае проекта деконцептуализации пытались заменить классического субъекта внешними объективными силами, которые систематически влияют на него и в пределе лишают его субъектности. Соответственно, предпринимаются попытки переосмыслить и проект деконцептуализации, и самого субъекта, что выражается в отказе от отказа от субъекта. Авторы предлагают концепт пересборки субъекта. Субъект предстает как способный к самостоятельному действию продукт сложного процесса онто-, филогенетического развития и интериоризации различных компонентов. В рамках пересборки субъект продолжит нести ответственность за свои действия, поскольку он, несмотря на отсутствие центра или «природной» сущности, оказывается способным к перепрограммированию себя и самостоятельным действиям. Особое внимание уделяется актуализации проекта пересборки субъекта в контексте человеко-машинного взаимодействия. Развитие систем искусственного интеллекта приводит к формированию сложностного континуума, в котором традиционная дихотомия субъекта и объекта заменяется динамической сетью распределенной субъектности. Концепт субъектной мембраны описывает избирательную проницаемость границ субъекта и позволяет описать процесс интеграции технических элементов в субъекта без утраты им способности к рефлексии и ответственности. Рассматривается проблема делегирования ответственности техническим системам и определения этически допустимых границ конструирования техносубъектности. Проект реконцептуализации не просто реабилитирует концепт ответственности, но расширяет его горизонт, переводя из сферы индивидуальной морали в область системной архитектурной этики.

В статье рассматривается феномен сознания в контексте развития искусственного интеллекта (ИИ) и принципов современных нейробиологических теорий, каждая из которых предлагает собственное видение архитектоники сознательных процессов. Это позволяет выделить ряд специфических свойств (в их числе – глобальное рабочее пространство, рекуррентная обработка, метакогнитивная рефлексия, предсказательное программирование, высокая интеграция информации) как функциональных признаков когнитивных процессов, присущих биологическому сознанию. В определенных системах ИИ наблюдаются проявления некоторых из этих свойств, однако пока разрозненно и без глубокой взаимной интеграции. Переход к гибридным, в том числе нейросимвольным, архитектурам, расширение использования нейроэволюционного и «воплощенного» подхода в робототехнике создают предпосылки для приближения интегрированной архитектуры к «сознательным» когнитивным функциям. Вместе с тем рассмотренные условия подлинного диалога между человеком и потенциально сознательным техносубъектом – элементы интерсубъективности, эмпатии, взаимной этической ответственности и «проживания» или хотя бы функционального аналога телесного и социального опыта – позволяют заключить, что способность к такому диалогу выходит за рамки моделирования функциональных признаков. Допущение возможности появления в ближайшее время так называемого общего ИИ, способного не только выполнять все когнитивные функции человека, но и, возможно, демонстрировать автономное поведение и быть стороной подлинного диалога, обусловливает необходимость заблаговременной дискуссии о нормативном статусе техносубъекта (пределах субъектности и ответственности, правах, обязанностях, гарантиях для человека) и разработки соответствующих этических принципов и регулятивных механизмов.

В статье анализируется сущность волонтерства и методология его исследования как субъекта социального диалога с основными участниками социальной политики, а именно – государством и бизнесом. Ключевые концепции, описывающие феномен волонтерства, отвечают на вопросы о том, кто и каким образом участвует в этой деятельности. Поднимаясь на более высокий уровень анализа, исследователи начинают рассматривать волонтерство как деятельность, через которую независимые индивиды реализуют высшие потребности (по А. Маслоу) в самоактуализации, партнерстве, альтруизме. Кроме того, волонтерское движение – это сфера деятельности, через которую реализуется социальный диалог между волонтерскими группами и государством, а также диалог внутри общества для его развития и решения актуальных социальных проблем. Такой социальный диалог проходит на равных, поскольку взаимная критика в нем носит конструктивный и созидательный, а не разрушительный характер. Волонтерство как активный субъект производит новую природу социального действия в социоиндивидуальной форме (по А.П. Давыдову и В.А. Лекторскому), которая предполагает совместную социальную ответственность, реализующуюся в рамках партнерства, нацеленного на решение острых социальных проблем, и на самореализацию участников этого партнерства. Совместная социальная ответственность в рамках такого партнерства осуществляется через механизм совместной деятельности (кооперации) и через внедрение инноваций в эту деятельность при совместном производстве для достижения общего блага. В процессе кооперации государство «отдает» часть своих полномочий гражданам, которые принимают на себя незанятый функционал в сферах социальной безопасности, защиты и опеки. В совместной деятельности разноресурсных субъектов, основанной на доверии и творческом поиске решений, формируется «третья субъектность» – синергия участников, открывающая новые возможности для ответа на проблемные ситуации.

В статье исследуется природа социального диалога через призму противоборства двух фундаментальных начал в человеке: архаичных потребностей, блокирующих диалог, и высших ценностей, создающих основу для него. Для анализа этого антагонизма применяется сопоставление двух методологических подходов. С одной стороны, психоанализ З. Фрейда используется для рассмотрения «низших потребностей» (выживания, агрессии, подчинения вождю), формирующих культуру «массового индивида» и блокирующих диалог через архаичные стереотипы, такие как локализм, установка на синкрезис, эсхатологический комплекс, манихейское мышление, мироотречение, сакрализация власти. С другой стороны, гуманистическая психология А. Маслоу служит инструментом для исследования «высших потребностей/ценностей» (сотрудничества, уважения, доверия, самоактуализации), которые являются интеллектуальным фундаментом для подлинного социального диалога. Высшие потребности интерпретируются как основание диалогичности, открытости к Другому (М.М. Бахтин, В.А. Лекторский), формирующее социоиндивидуализм как альтернативу индивидуальному и коллективному эгоизму. Социальный диалог определяется как взаимодействие макросоциальных субъектов (государства, общества, индивида), опирающееся на высшие ценности и выступающее одновременно объектом и субъектом управления. В качестве примеров успешного социального диалога рассмотрен ряд кейсов: медиация при реализации национальных проектов с участием местного населения, концепция «индивидуальных бюджетных назначений» как форма прямого участия граждан в принятии решений государством и волонтерское движение как модель государственно-общественного партнерства, формирующая доверие и совместную ответственность. Эти примеры показывают, каким образом на практике могут быть созданы механизмы, переводящие абстрактные гуманистические идеалы в плоскость реальных управленческих решений. Сделан вывод о том, что социальный диалог, основанный на высших ценностях, выступает не просто как коммуникативный процесс, а как самостоятельная «третья субъектность». Она возникает в пространстве между взаимодействующими сторонами (например, государством и обществом), создает новое общее основание для деятельности, которое не сводится к интересам ни одной из исходных сторон, и становится медиатором, способствующим преодолению социокультурных расколов. Автор утверждает, что целенаправленное развитие таких диалогических практик служит основой для гуманистической эволюции общества, повышения качества управления и формирования подлинного гражданского общества.