Образовательная доктрина «Великая дидактика» как один из «великих нарративов» (Ж.-Ф. Лиотар) потерпела полный крах в результате событий, имевших место в Париже в 1968 г. Студенты перестали верить в правильность укоренившейся системы образования с его целями и идеалами и изнутри «взорвали стены» университетов, продолжавших следовать традиционной методике преподавания и содержанию учебного процесса. По мнению автора настоящего исследования, символическим и фактическим окончанием эпохи дидактики Яна Амоса Коменского и началом новой постструктуралисткой дидактики послужил идеологический взрыв внутри социума в форме революционного бунта студентов парижских университетов в мае 1968 г., выразивших протест против действующей структуры взаимоотношений между акторами учебного процесса, против существующей системы образования в целом. Важно отметить, что разрушение границ традиционного образовательного пространства, повлекшее за собой появление университета нового типа, произошло именно благодаря силам, находящимся внутри классно-урочной системы обучения. Сегодня педагогика автономно, посредством собственных теорий и научного инструментария не в состоянии определить, кого учить, так как учащийся из субъекта превращается в субъект+, виртуально мигрирующий в кибер-образовательном пространстве посредством всевозможных гаджетов, формирующих протезный остов современного обучающегося – школьника, студента. Траектория обучения ребенка не должна быть жестко детерминирована учебными планами и программами. Обучение в школе должно быть организовано педагогом по принципу «ad hoc». А педагог (новый учитель) заведомо должен быть профессионально подготовлен – специально обучен, достаточно эрудирован, методически и технологически вооружен, чтобы быть способным в режиме текущего времени, по соответствующему случаю выстраивать параллели между природными и социальными процессами, учебными дисциплинами, устанавливать взаимосвязи между событиями, происходившими в прошлом и протекающими в настоящем, обсуждать возможные сценарии дальнейшего развития рассматриваемой темы.

Существует ли общечеловеческий разум?

В статье рассматривается проблема рациональности на основе клю- чевых текстов наиболее ярких поборников проекта новой картографии философии. К таковым относятся «Манифест вновь нарождающейся фи- лософии» (2016) Джонардона Ганери и «Сравнительная философия без границ» (2016) Ариндама Чакрабарти и Ральфа Вебера, проникнутые пафосом движения за освобождение от колониального интеллектуального рабства, от эпистемологической несправедливости, выражающейся в непризнании «множественности способов мышления». В них - призыв сосредоточиться на переосмыслении моделей «отличительного понимания » и обосновании их права на признание. Манифест Дж. Ганери сравнивается с «Манифестом философии» Алена Бадью. Оба призывают к поддержке предлагаемых ими глобальных проектов - «заново отстраивать здание философии» (Бадью) и «рождать заново философию» (Ганери). У Бадью - это «философия событий», у Ганери - «философия новой картографии». Бадью усматривает путь «приближения к Философии» или «возвращение к самой философии» в признании четырех источников истины, к каковым он причисляет политику, любовь, искусство и науку. Ганери говорит о «множественности способов мышления», о движении за освобождение от колониальной интеллектуальной зависимости посредством применения межкультурного метода. Оба философа признают множественность культурных миров. Бадью раскрывает внутри несхожих миров их логический порядок, представленный каждый раз в специфической форме, и приходит к заключению о невозможности единой логики. Ганери последователен и не противоречит сам себе в утверждении плюрализма рациональности, логических систем, а потому выступает за продвижение проекта новой картографии философии.

В статье представлены результаты исследования эволюции рационального мышления в древнерусской книжности. Скептическое отношение к интеллектуальной истории Древней Руси (XI - XVII вв.) было заложено в кругах просветителей начала XVIII в. Введение в научный оборот и междисциплинарные исследования текстовых источников и артефактов показали безосновательность такой категоричной точки зрения. В древнерусской мысли можно выделить следующие основные направления рационального мышления: политическая деятельность, перевод и освоение христианской литературы, научное познание, математико-хронологические вычисления, эмпирические наблюдения. Рефлексивно-рациональные стили мышления развивались в рамках ре- лигиозной формы сознания и духовных практик. Элементы научного знания транслировали на Русь переводные трактаты медицинского и космологического характера. Важное значение имели переводные ло- гические тексты и освоение приемов логики в практиках дискуссий. В рамках этих процессов эволюция древнерусского языка проходила по линии трансформаций конкретно-образного в понятийное, абстрактное мышление. В ходе освоения философских понятий происходит фор- мирование аналитического строя языка на логико-вербальной основе. Ключевую роль играли символы - конкретно-вещные и словесно- отвлеченные. Конкретно-вещный и понятийный языки обладают разными выразительными и познавательными возможностями. Аллегория, аналогия, мысленный эксперимент (конструирование), выделение отличительного признака, визуализация - характерные приемы образ- ного мышления. Современный русский язык впитал в себя особенности как образного, так и логического конструирования. При ускоренном развитии информационно-коммуникационных технологий встают серьезные проблемы трансформаций рационального мышления. Цифровая эпоха открывает новые возможности визуальных способов кодирования информации.

В статье рассматривается завоевание Нового Света в фокусе взаимодействия различных типов мышления при столкновении и конфликте двух цивилизаций, идущих разными путями и находящихся на разных уровнях социально-экономического развития. Результатом этого столкновения было уничтожение материальных, духовных и интеллектуальных традиций коренных культур, существовавших на Американском континенте. Завоевание Америки - один из наиболее показательных примеров столкновения цивилизаций, анализируя который с особой наглядностью можно наблюдать и противоречия между различными типами мировосприятия. Ответ на вопросы о том, какого рода знанием обладали народы, говорившие на языке науа (нагуа), какую роль играло знание в их обществе, кто был творцом, носителем и транслятором знания о мире, позволяет выявить одну из основных причин, которые привели к стремительному и безвозвратному уничтожению культуры «метафор и чисел». Раскрывается роль католических монахов в сохранении духовного, научного и философского наследия мексиканской культуры, благодаря которым мы имеем возможность прикоснуться к мысли народов науа, существовавшей не в форме традиционных текстов, а в виде устной традиции, сопровождавшей визуальные образы графического смыслового письма. Показывается, какое значение в обществе доколумбовой Мексики имела система образования и воспитания, каким образом благодаря ей решались задачи подготовки молодежи к исполнению социальных функций. Разрушение в результате конкисты системы, регламентировавшей повседневную жизнь каждого человека и определявшей высшее предназначение народа, в кратчайшие сроки привело к гибели всей цивилизации.

В статье затрагивается проблема использования концепта «индийская традиция рациональности». Автор напоминает о генетической связи названного концепта с западной философией, отмечает сложности его применения к индийскому материалу, приводит примеры переводов санскритских текстов, в которых употребление западных концептов «разум», «методы познания» и др., связанных с рациональностью приводит к искажению их смысла, а применение к их анализу критериев западной логики вызывает у читателя впечатление их абсурдности. Однако, по мнению автора, трудности с применением западных концептов и критериев рациональности не являются достаточным основанием для отказа от них. Это следует из наличия в современной компаративистике работ, в которых успешно сравниваются, например, западный и индийский варианты логико-эпистемологического типа рациональности исследователями, принадлежащими обеим традициям (Б.К. Матилалом, Дж. Моханти, А. Чакрабарти и др.). Трудности просто заставляют задуматься о более адекватных индийской культуре инструментальных концептах и мето- дах компаративного исследования. В связи с пересмотром в западной философии постмодерна содержаний названных концептов отмечаются два возможных направления исследования индийской традиции рацио- нальности: в первом концепт рациональности может вообще не использоваться, тогда предметом становится феноменология практик индийского дискурса: его образы в разных контекстах (религиозных, философских, научных), явные и неявные основания разных типов дискурсов, прошлых и настоящих, его цели, не совпадающие с целями западного рациональ- ного дискурса; во втором направлении индийская рациональность может исследоваться по критериям трансверсального разума и трансверсальной рациональности.

Статья посвящена исследованию электронной культуры как нового феномена информационной эпохи, особой сферы деятельности человека, связанной с созданием цифровых объектов и феноменов, симуляций объектов «живой» культуры, виртуальных пространств, процессов и явлений. Понятие «электронная культура» освещается в соотнесении и срав- нении с близкими, но не тождественными ему по значению, такими как кибер-культура, Интернет-культура, online культура, digital culture и др. Целью данного исследования выступает выявление внутренней структу- ры электронной культуры как системы разнообразных информационных феноменов и процессов, установление взаимосвязей между ними и их общая характеристика в составе единого целого. Система электронной культуры рассматривается как совокупность элементов, оказавшихся в поле исследования различных современных социальных и гуманитарных наук, определяющих их направленность и дифференциацию. Систематизируются основные методологические подходы к исследованию электронной культуры, выявляются содержательные коннотации, смыслы и значения понятия электронной культуры в рамках различных научных дискурсов. Дается характеристика электронной культуры с позиции технологического, стадиального, коммуникационного, культурно-архивного, медиа-лингвистического подходов, а также представляемого автором экзистенциально-аксиологического направления. Новизна исследования связана с моделированием структуры электронной культуры, ее харак- теристикой с позиции экзистенциально-аксиологического анализа, с выявлением ее ключевых элементов и установлением взаимосвязей между ними. В ходе структурного и системного анализа предложены типологии объектов электронной культуры по различным основаниям: антропологическому, онтологическому, социально-кластерному, коммуникацион- ному, экзистенциальному и др. Исследование позволяет представить многообразные феномены информационного пространства в качестве общей системы, концептуализировать основные представления об электронной культуре, развивающиеся в последние десятилетия в философских и социогуманитарных науках.

Современные цифровые технологии создают новые условия жизни, но и сами зависят от социально-культурного контекста их разработок и использования. В этой связи, представляется важным и необходимым говорить о социально-культурном инжиниринге (С-КИ) - систематизации знаний, практик разработки, экспертизы и реализации проектов, связанных с преобразованием социальной реальности, социализацией личности. Интеграция, конвергенция осмысления этих планов в рамках С-КИ может создать новую ситуацию: цифровизация, создающая проблемы, способна выступить платформой решения этих проблем. Актуальной задачей становится систематизация изучения, осмысления и позиционирования междисциплинарного комплекса С-КИ. В решение этой задачи входит обоснование методологии и позиционирования междисциплинарных исследований, а также обоснование методологии и институционали- зация комплексной гуманитарной экспертизы.

Статья посвящена истории прагматизма. В ней утверждается, что классический прагматизм, неопрагматизм и современный прагматизм имеют тематическую преемственность. Эта преемственность может быть в целом охарактеризована как интеграция теории и практики: опыт определяет содержание теории, и деятельность направляет формирование знания. Тезис о преемственности имеет четыре следствия. Прагматисты изучают отношения людей в связи с процессуально-ориентированной и эволюционирующей концепцией природы. Прагматисты отказываются рассматривать убеждения как пропозиции, отображающие независимую от нас фиксированную реальность. Их истинность вытекает из привычек, порождаемых убеждениями. Прагматизм исходит из открытости к возможностям, поскольку наша связь с миром опыта опосредована множеством отдельных интересов, интеллектуальных историй, различных лингвистических и дискурсивных практик. Прагматисты сосредоточены на социальных и политических проблемах, с которыми ежедневно сталкиваются люди. В статье также рассматривается, как Джеймс понимает термин «метафизика» в связи с его утверждением, что прагматизм является методом разрешения «метафизических споров». Экзистенциальный плюрализм Джеймса подразумевает максимизацию возможностей, удовлетворяющих всех в наибольшей степени, не препятствуя и не нанося ущерба чужой способности приобщиться к богатому новому миру. Автор анализирует подход Тодда Мэя к аналитическо-континентальным противоречиям и заключает, что если эти противоречия разрешать на основе концепции опыта Джеймса, то онтологический плюрализм является наилучшим решением, и эта приверженность к плюрализму подразумевает преодоление тех исключающих практик, которые философски «легитимируются» существующим аналитическо-континентальным расколом.

Социальная философия есть знание, призванное ответить на вопрос о целях человеческого существования и жизни человека в истории. В этом смысле она есть валюативная философия. Это определяет специфику и границы ее предмета. В него входят: 1) общество как самоорганизующаяся система воспроизводства социальности, 2) исторический процесс в его соотнесенности с ценностными смыслами и константами человеческого бытия, 3) социальная эпистемология, исследующая возможности и способы адекватного постижения социальной реальности. В границах своего проблемного поля социальная философия концептуально пересекается с теоретической социологией и философией истории. Главная тема социальной философии – тема человека, фокусирующая исследовательский интерес на вопросе «кто мы и куда мы идем?». Сегодня под влиянием постмодернизма на гуманитарное знание происходит размывание границ социальной философии. Философское видение социальной реальности подменяется описанием конструируемых коммуникативной практикой нарративов, которые не
могут быть представлены как целое и не подчиняются общей логике анализа. Это актуализирует обращение к социальной философии как способу объяснения социально-культурных реалий и в этой связи к проблематике, конкретизирующей сложившиеся представления о ее предмете.

В статье обсуждается вопрос о том, чтом сегодня понимают под социальной философией. С одной стороны, это - раздел философии, изучающий совокупность социальных проблем и свойств. Он строится на основе натуралистической исследовательской программы, понимающей эти свойства как подобные «вещам». Вторая - культурцентристская программа - решает вопрос, как и когда сама философия стала социальной , и находит ответ: начиная с модерна в его процессуальных характеристиках - в первом, втором и третьем модерне и присущих ему типах модернизаций, в глобализации, в процессах социальных трансформаций, в процессуальности идентичности, этничности, религиозности, секуляризации и пр. Рассмотрены оба направления исследования и сделан акцент на преимуществах культурцентристской программы исследования, отвечающей на вопрос, когда именно сама философия стала социальной. Философия первого, либерального модерна XIX в., второго, организованного модерна XX в., процессов XXI в., открывающих новое Новое время для незападных стран, является социальной философией процессов, уделяют особое внимание не аспектному, квазивещному истолкованию суммируемых черт социальной реальности, а процессам.

В статье рассматривается проблематичность междисциплинарного характера социальной философии. Автор считает, что, вычленив предметные сферы смежных с социальной философией дисциплин типа политической философии, исторической социологии и социальной теории, мы сможем обнаружить ее специфику как самостоятельной области гуманитарного знания. Сделав это, мы, как ученые, сможем доказать, что социальная философия, которую часто рассматривают как синоним социальной теории, имеет право на существование. Автор приходит к выводу, что многие сторонники социальной теории стараются не замечать ценностного измерения в «теориях» рассматриваемых ими мыслителей (Георг Зиммель, Ханна Арендт, Юрген Хабермас, Зигмунт Бауман), чем на самом деле должна заниматься социальная философия, природа которой неизбежно является валюативной. С точки зрения автора, такое течение в теоретической социологии, как «культурсоциология», наилучшим образом отражает различия между социальной теорией и социальной философией, так как делает акцент именно на культурном измерении социальных процессов, используя не только объяснительные и описательные методы, но также и интерпретацию. Например, культурсоциология, занимается вопросами, которые относятся больше к сфере философии, нежели социологии, в частности это касается проблемы зла.

В настоящей статье мы попытаемся выявить общие условия современной социальной философии (постструктурализм, неомарксизм, аналитическая философия истории), в рамках которой теоретический дискурс подчиняется дискурсу критическому, в отличие от канонических философских теорий И. Канта, Г. Гегеля, М. Хайдеггера, М. Шелера, Ж.П. Сартра, связанных с развертыванием позитивных познавательных, историцистских онтологических или антропологических допущений. Речь пойдет от трех ключевых условиях: 1) упадке теологической определенности субъекта, 2) механизме повторения и 3) междисциплинарности. В первом случае будет обсуждаться переход от определения субъекта через Бога к определению субъекта через фигуру Другого, позволяющий таким философам, как Шопенгауэр, Ницше и Шелер подвергнуть метафизику последовательной методологической критике. Во втором случае мы поговорим о формировании критического дискурса, выстраивающего себя в качестве расширенного аналога психоаналитической разработки бессознательных содержаний. В третьем обсуждается междисциплинарность, которая предпола- гает комбинирование разнообразных методов, способных усилить эту критику и задать эмпирические границы ее теоретическим основаниям.

В статье дается краткая характеристика одного из подходов социальной философии, который можно назвать эмпирической философией. Каждый философский акт локализован и выполняется конкретным автором в кон- кретном контексте и повестке. Эту обусловленность предлагается понимать через двойную структуру конечности, опираясь на идеи Канта, Хайдеггера, Фуко и др. С одной стороны, исследователь в своем конечном существовании произведен комплексом инстанций, обладающих собственным существованием и историчностью - языком, социальными паттернами, гендером и т.д. Его всегда уже произведенность миром и вписанность в него означают, что мышление потенциально инфицировано смыслами, обусловленными этими инстанциями. С другой стороны, конечно его познание, что означает неустранимое расхождение между социальной реальностью и любым дискурсом о нем. Следствиями этих структурных моментов позиции социального исследователя становятся черты социально-философского подхода, предлагаемого в статье. Это рефлексивность, инструментализация концептов, отделение метода от онтологии, эмпиризм, пластичность границ социального и его историчность. В конце статьи приводятся примеры исследований, соответствующих такому подходу.

В статье рассматривается трансформация содержания предмета социаль- ной философии в контексте современных вызовов общественного развития. Автор обосновывает актуальную идею о том, что современная социальная философия, сохраняя свою традиционную предметную область исследования, в силу быстрых социальных изменений подвергается трансформации. По мнению автора, она обусловлена несколькими вызовами: изменением статуса проблемы человека в предметном поле социальной философии, влиянием теоретического социологического знания, эволюцией структур знания и методологическими подходами, в том числе и социальным конструктивизмом, а также вызовами геополитики и современного цивилизационного развития. Современная социальная философия, показывая картину происходящих в обществе изменений, акцентирует переход от трактовки истории как преобразования внешнего мира человека к пониманию ее как процесса саморазвития человека, его самоизменения и самореализации. Именно поэтому современное постиндустриальное общество, ориентирующееся на инновационное развитие, актуализирует проблематику развития человеческого потенциала и человеческого капитала. Автор приходит к выводу, что предмет социальной философии изменяется в содержательном плане, а его проблемы рассматриваются в новом ракурсе.

В статье рассматриваются основные значения понятия «социальная фило- софия». Автор выделяет три таких значения. Первое: социальная философия - это взгляды на общество и его природу того или иного социального мыслителя (от древности до наших дней). Второе: социальная философия - это изучение наиболее общих закономерностей развития природы и общества (научная философия). И третье: социальная философия как ценностно-мировоззренческий анализ наиболее актуальных и сложных проблем общественного развития, включающий философскую (мировоззренческую) критику господствующих в данном обществе представлений и поиск кон- структивных ценностных альтернатив. Сам автор придерживается третьего подхода к пониманию значения социальной философии. В качестве примера социально-философской работы приведены: 1) анализ проблемы труда в России в контексте господства теории догоняющей модернизации; 2) анализ проблемы демократии в контексте господствующих представлений о неизбежности политического авторитаризма как магистрального пути развития российской цивилизации.

Статья посвящена проблеме демаркации социальных наук от социальной философии. Автор предлагает моделировать отношение между этими двумя дисциплинами не как бинарную оппозицию, а как континуум, на котором те или иные авторы и концепции располагаются в зависимости от характера их утверждений (дескриптивных или прескриптивных и ценностных) и объемов привлекаемого эмпирического материала. К иллюстрации ряда положений и особенностей континуума привлекается понятие сакрального: возникнув в Новое время как культурная идея, на рубеже XIX-XX вв. в трудах французских социологов оно становится эмпирической моделью, описывающей как эффект социальной солидарности в целом, так и отдельные форматы религи- озной жизни. Однако затем, в рамках Коллежа социологии и в трудах таких авторов, как Ж. Батай, Р. Кайуа и др., это понятие обрастает ценностными утверждениями и становится социально-философским. Отсутствие четкой границы между двумя форматами высказывания при этом предполагает как возможность «дрейфа» от одного к другому с течением времени (М. Элиаде), так и двусмысленность критики социальной науки с позиций социальной философии и наоборот. При этом историческая «нагруженность» этого понятия может быть отброшена ради его использования в рамках «чистой» социальной науки или философии.

Социальная философия как дисциплина имеет в своем распоряжении ряд стандартных для нее тем исследований, таких как поиск наилучшей формы государственного правления, выявление закономерностей развития общества, проблема свободы воли и воли к власти и т.д., тогда как исследование феномена страха выбивается из этого ряда и не является прерогативой только социальной философии. Однако при ближайшем рассмотрении, проблема страха оказывается крайне актуальной для социальной философии, а некоторые ее аспекты могут быть верно интерпретированы только при использовании оптики и методологии этой области научного знания. В предлагаемой статье речь идет об особенностях феномена страха, оказывающего воздействие на конкретного индивида в частности и на общество в целом. Автор стремится вычленить те особенности, которые выделяют страх из общего числа проблем, характерных для современных обществ и представить его как феномен, не поддающийся анализу лишь с помощью средств естественных наук. Определив эти особенности, мы проясним необходимость исследования феномена страха при изучении состояний современных обществ, а социальная философия предстанет как обладающая необходимым для этого анализа инструментарием.